|
|
Майя КристалинскаяВ конце 1920-х годов у Владимира Кристалинского и его жены родилась девочка, которую они назвали Майей. Но ребенок прожил всего два года. Горе родителей было безутешным, и когда 24 февраля 1932 года у них снова родилась девочка, ее тоже назвали Майей. Ее отец, Владимир Григорьевич Кристалинский, был ученым-математиком, сочинял головоломки и кроссворды, которые охотно печатала «Пионерская правда» и вел занятия в Доме пионеров, который позже стал Центральным Домом детей железнодорожников. В его кружок ходила десятилетняя Валя Котелкина. Она стала подругой Майи на всю жизнь. Обе были музыкальны, любили петь. Вечерами, гуляя по улицам, играли в такую игру: одна начинала арию, другая говорила: «Гадание Марфы» из оперы Мусоргского «Хованщина». Или: «Ария Любаши из «Царской невесты» Римского-Корсакова». В школе Майя пела на вечерах, попросту, без подготовки, под рояль, стоящий в актовом зале. Ее хвалили, пела она чисто, с артистизмом, но превратить эту игру в профессию она не планировала. Двоюродная сестра отца Кристалинской, Лилия, была актрисой Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Муж ее, Павел Златогоров, — известным режиссером, ближайшим помощником Немировича, поставил вместе с ним «Катерину Измайлову», «Тихий Дон», «В бурю», а после его смерти — «Войну и мир», «Так поступают все женщины». Благодаря «тете Лиле» и «дяде Паше» Майя еще девочкой пересмотрела практически весь репертуар их театра. В квартире Златогоровых маленькая Майя познакомилась с художественным руководителем Еврейского театра Соломоном Михоэлсом и его главным актером Зускиным, с примадоннами Музыкального театра Надеждой Кемарской и Софьей Големба, с московским грузином Владимиром Канделаки. За хрупкостью Майи скрывался железный характер, и даже из бед девочка умела извлекать пользу. Во время войны Майя училась музыке под вой сирен и выстрелы зениток. Она с нетерпением дожидалась вражеских авианалетов, чтобы поиграть на пианино. В другое время тревожить соседей по коммунальной квартире Кристалинская не решалась. Майя хорошо училась в школе, ей легко давались математика, литература и иностранный язык. Она стала выступать в хоре Центрального Дворца детей железнодорожников, которым руководил Семен Дунаевский. Выпускным июньским вечером 1950 года на Манежной площади Майя решилась спеть для случайной публики. Она пела «Друзей-однополчан», «Синий платочек» и другие песни недавних военных лет. Но о карьере эстрадной певицы Майя не задумывалась, и поступила после окончания школы в МАИ.  И потянула за собой Валю. Котелкиной было все равно — лишь бы вместе, и девочки подали документы на факультет экономики самолетостроения. «Будем с парашютом прыгать», — пугала Майя Валю. Сама она спортивной отнюдь не была. Когда надо было сдать зачет по плаванию (а плавать она не умела), Майя договорилась с Валей: Валя плывет, где помельче, а Майя за ней, делая гребки руками и перебирая по дну ногами. Физкультурник их трюк раскусил сразу: «Кристалинская, твою мать, вылазь, все ноги собьешь! Зачет я тебе и так поставлю, за находчивость». Как-то девушки, приехавшие погостить на каникулы к Валиной тетке в деревню, услышали от одного колхозника: «А власть-то сейчас на штыках только держится…» Оставшись одни, девушки заспорили. Валя кипятилась: «Стыдно так говорить! Что ж, и любовь к Сталину на штыках держится?» Майя задумалась: «Я лично отношусь к товарищу Сталину хорошо. Но почему каждое его слово считают гениальным? В газетах по нескольку раз: «Как указывает великий Сталин…», «Как учит мудрый товарищ Сталин…». Он же читает их, почему не запретит? Вождь должен показывать образец скромности». В МАИ она пела в хоре. Руководители хора разглядели в скромной, тихой девушке поставленный от природы голос. Подруга Майи по хору, будущая прима Александринки Галина Карева, настаивала, чтобы Майя посвятила себя пению. Но Майя закончила в 1955 году МАИ и получила распределение в Новосибирск.  Ей предстояло три года отработать на производстве. В путь она отправилась с подругой Валей Котелкиной, которую тоже направили в Новосибирск. Девушки надеялись, что их ждет интересная работа и участие в культурной жизни столицы Сибири. Заместитель директора завода встретил девушек неприветливо: — Из Москвы? — Да. — Будете «выдавальщицами» — выдавать детали рабочим. Семьсот тридцать рублей. Оформляйтесь… — И вышел из кабинета. Деньги по тем временам были небольшие и работа скучная. Девочкам даже не предложили места в общежитии. Секретарша отвела их в «красный уголок», и они ночевали на диване. Назавтра пришли к директору проситься отпустить обратно в Москву. Директор отрезал: «Нет!» — и дал команду поселить их в комнате при бухгалтерии, которую они окрестили «казематом». Вечерами они слушали по радио Москву и плакали. По утрам завтракали зеленой колбасой. На заводе все казалось отталкивающим: грязный цех, матерящиеся женщины, десяти-двенадцатичасовой рабочий день. У девочек созрел план побега. С остатком сухарей и десятью рублями они уехали в Москву в общем вагоне. Они понимали, что за дезертирство их не погладят по головке. Новосибирский завод прислал в Москву ходатайство о привлечении к уголовной ответственности выпускников Московского авиационного института гр. Кристалинской М.В. и Котелкиной В.И., самовольно оставивших место работы. Но в Министерстве авиационной промышленности девочек пожалели. Начальник главка был рецензентом Майиного дипломного проекта, получившего оценку «отлично», решил не портить девушкам биографии и пристроил их на работу в Москве — в КБ генерального конструктора Яковлева. Работа в КБ Яковлева была поставлена строго - любимец Сталина не терпел расхлябанности. Кристалинской весь день приходилось работать у кульмана. И только в обеденный перерыв можно было потратить пятнадцать минут на репетиции концерта участников самодеятельности. Эти пятнадцать минут, а также вечера, проведенные в хоре Центрального Дворца детей железнодорожников, и были временем, которое было отпущено Майе Кристалинской на занятия искусством. Первой машиной, которую им дали обсчитать, стал ЯК-18А в 260 лошадиных сил, небольшой учебно-тренировочный самолет. Целый рабочий день девушки чертили и вели расчеты, а в обеденный перерыв народ из окрестных лабораторий сбегался на концерт. Майя пела. Тогда была безумно популярна аргентинская картина «Возраст любви» с только начинавшей карьеру Лолитой Торрес. Кристалинская пела песни из этого фильма по-испански и по-русски — «Не смотри на меня» и «Коимбра» («Мой город родной, знаменитый…»). Слушатели были довольны. Решающим в жизни Майи стал 1957 год, – год проведения Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. Студия «Первый шаг» при ЦДРИ по поручению ЦК комсомола занялась поиском и подготовкой джазового ансамбля. Ее возглавил молодой композитор и дирижер Юрий Саульский. Наслышанный о способной девушке из КБ, он пригласил Майю в свой оркестр. Коллектив был в основном любительский, и заниматься пришлось очень напряженно.  Несколько летних фестивальных дней получились сплошным праздником – было проведено множество спектаклей, концертов и шоу. Общение участников шло на всех улицах и на всех языках. Гость фестиваля молодой Гарсия Маркес заметил: «Счастье советского народа и советского правительства в том, что народ просто не знает, как он плохо живет». Однако восьмого августа, в день, когда раздавали награды фестиваля, в газете «Советская культура» появилась разгромная статья под названием «Музыкальные стиляги». Ее «герой» — Молодежный оркестр под управлением Юрия Саульского — был бит по всем статьям за «заигрывание со зрителем» и «рявканье тромбонов, вой саксофонов, грохот ударных». «Когда на сцену выходят наши, хочется ощущать, что это — представители Советской страны. Досадно наблюдать подслушанные по заграничному радио интонации, штампованные для американизированного джаза приемы оркестровки и прочие «штучки». Манера исполнения крикливая, грубая, физиологическая, «синкопа на синкопе сидит и синкопой погоняет». Мы с отвращением наблюдаем за вихляющими ужимками длинноволосых стиляг в утрированно узких и коротких брючках и экстравагантных пиджачках…» Статья была инициирована музыкальным консерватором Д.Кабалевским и джазменом А.Цфасманом. Он и был вдохновителем этого опуса, усмотрев в «Первом шаге» будущих конкурентов. Последовали «оргвыводы», и «Первый шаг» прекратил свое существование. Известность Кристалинской как певицы становилась все шире. После одного из выступлений к ней подошел молодой человек, чем-то похожий на Марчелло Мастроянни. Он представился. Это был Аркадий Арканов. Майя оценила пылкость и настойчивость поклонника, который тотчас же предложил ей руку и сердце. Знакомство состоялось в конце апреля 1958 года, а в начале июня они расписались. Но сказки из этого романа не получилось. «Родные и близкие» молодоженов были поставлены перед фактом. На свадьбу прибыла родня Арканова из Украины, от которой явно не была в восторге московская родня Кристалинской. Над свадебным столом витало напряженное молчание. Его попытался разрядить отец Майи. Узнав, что Арканов пишет юморески, он пошутил: «Вот есть у нас сатирик Аркадий Райкин. А теперь еще будет и Аркадий Майкин!» Шутка должного эффекта не возымела. Тогда он достал из портфельчика железные «головоломки» и раздал участникам пиршества. Свадьба засопела над хитрыми железками. Позже Арканов признался, что познакомился с Майей «на слабо», поспорив с другом. У супругов тоже было не все гладко, в первую очередь, не совпадали их взгляды на искусство. «Майя, у тебя нет музыкального образования, ты темна, как деревенский человек. Голос от природы, неплохой слух и способность воздействовать на слушателей — этого мало», — убеждал жену Арканов. Но та не желала внимать советам неспециалиста. Она вообще болезненно относилась к критике. Прошло всего 10 месяцев брака, и Аркадий Арканов уехал к своим родителям — голосовать на выборах по месту прописки. «Когда ты придешь?» — спросила Майя. «Думаю, что я не приду вообще», — ответил он и сдержал слово. Арканов и Кристалинская сохранили хорошие отношения и числились еще несколько лет мужем и женой, пока Арканову не понадобился развод для получения отдельной жилплощади. Лето 1958-го стало для Майи судьбоносным. Она взяла в КБ сразу два отпуска: очередной и месяц «за свой счет», и отправилась на гастроли по Закавказью. Успех был ошеломляющий. Одна из юных поклонниц, не имея никакой другой бумажки для Майиного автографа, протянула ей свою «зачетку». После этих гастролей Майя в КБ уже не вернулась. Она решила работать только на эстраде. Ей поступило предложение от «первого трубача Старого Света» Эдди Рознера, которому в ансамбль требовалась солистка после ухода Ирины Бржевской. Это было весьма лестное предложение. Тем более, что джазовым вокалом Майя не владела. Эту миссию взяла на себя юная Гюли Чохели, потом в этом качестве ее сменила Ирина Подошьян. А Майе достался ее коронный лирический репертуар. Во время гастролей в начале 1960-х годов Майя почувствовала себя нездоровой, у нее была высокая температура. Врачи обнаружили у Кристалинской тяжёлую болезнь – лимфогранулематоз. Она прошла тяжёлый курс лечения, но с тех пор ей пришлось выходить на сцену с косынкой на шее, скрывавшей следы облучения. Это нисколько ее не портило, напротив - появились подражетельницы ее «фирменного» стиля. Впоследствии известные гематологи Кассирский и Воробьев лечили Кристалинскую около четверти века, продлив ей жизнь на половину срока ее жизненного пути. Кристалинская не сдалась, не бросила сцену, а продолжала выступать, втайне от всех проводя творческие отпуска на больничной койке. Страшный недуг удалось перевести в стадию ремиссии, но с тех пор её гастрольный чемодан ломился от таблеток и пилюль. И от шейных платков – по нескольку для каждого наряда. Ее называли «уютной», «домашней», «мамочкой нашей эстрады». Ее голос не был сравним ни с каким другим голосом, и был совершенно индивидуален. Как и весь облик, – до середины 60-х она выходила на эстраду не в вечернем платье, а в костюме, словно до этого весь день провела в КБ или в другой советской конторе. Не смотря на болезнь, теплый и душевный голос Майи Кристалинской стал визитной карточкой передачи «С добрым утром!». Для нее написали песни Ошанин и Островский. Исполнив их Майя Кристалинская стала одной из самых известных певиц тогдашней эстрады. Мало кто помнит, что и еще один хит времени – песню «Пусть всегда будет солнце!» – первой исполнила Майя Кристалинская. Позже эта песня стала популярной в исполнении Тамары Миансаровой. С Кристалинской сотрудничали лучшие эстрадные композиторы-песенники. Молодой Микаэл Таривердиев начинал писать именно для нее. А с песней «В нашем городе дождь…» (музыка Э.Колмановского, стихи В.Поженяна и Е.Евтушенко) произошло сразу несколько казусов. Композитор писал ее для одной певицы из Большого театра и ни за что не хотел отдавать песню Кристалинской для исполнения в передаче «С добрым утром!». А формат передачи требовал премьеры. Майя в записала песню на радио и упросила Колмановского «только послушать». Он послушал. И сказал, что для певицы из Большого он напишет лучше оперу. А эту песню подарил Майе. Песни «Тишина», «Царевна-несмеяна», «Возможно», «У тебя такие глаза» стали шлягерами. Пластинка «Мы с тобой два берега» с песнями из кинофильма «Жажда» разошлась тиражом в 7 миллионов экземпляров в те годы, когда проигрыватель считался роскошью и имелся далеко не в каждой семье. Певица одной из первых исполнила на эстраде песенку Булата Окуджавы «Ах, Арбат», звучавшую до этого только в магнитофонных записях. В совершенстве владея несколькими иностранными языками, Майя записала цикл песен на английском языке: «Подмосковные вечера» Соловьева-Седого, «Течет Волга» М.Фрадкина, на польском – «Старый клен» Пахмутовой и «Москвичи» Эшпая. А в 1966 году Кристалинская получила приз телезрительских симпатий как лучшая певица СССР. Однако, прошла хрущевская «оттепель», и Гостелерадио возглавил Сергей Лапин, печально знаменитый своими диктаторскими замашками и хамскими высказываниями об артистах, чьё творчество не укладывалось в железобетонные рамки социалистического реализма. Кристалинскую Лапин невзлюбил сразу; говорил, что «она не поёт, а ноет», а в её песне «В нашем городе идёт дождь» вообще усмотрел антисоветчину. На съемки одной из новогодних передач Майю Кристалинскую впервые пригласили на ТВ именно с песней «В нашем городе дождь…». В результате последовали разгромные оргвыводы теленчальства - песня не по сезону (про дождь, а у нас, типа, снег), упадочническая по характеру (о несчастной любви, что в принципе чуждо нашему оптимизму и советскому образу жизни). Кроме того, нельзя давать такое в новогодней программе, когда все пьют, веселятся и особенно много надеются на хорошее. Насколько певица была востребована на радио, в фирме «Мелодия», и в Госконцерте, настолько же упорно ее отторгало теленачальство. Некоторые объясняют это антисемитизмом Лапина. Отец Майи был евреем, мать – русская. Оформляя паспорт, она, как это было принято у советских людей, записала национальность «по отцу». Наивная девушка не подозревала, что поступила опрометчиво. 1960-е годы – годы наивысшей популярности Кристалинской, и во многом - горькие для нее годы. Ей приходилось много ездить по стране, отказаться было нельзя: популярность и полученное звание обязывали. Однако, болезнь постоянно проявлялась в рецидивах, и певица была вынуждена ложиться в клинику. Где ее ждали тяжелые курсы химиотерапии, вызывавшие тошноту и депрессию. Усугубляло ситуацию и неприязнь Лапина. Майя всё реже и реже стала появляться на экране телевизора, а затем её и вовсе убрали из эфира с идиотичной формулировкой: «За пропаганду грусти». Оставались живые выступления, но опала быстро распространилась и на концертную деятельность – и всенародной любимице было разрешено петь лишь в сельских клубах в райцентрах Тульской, Рязанской и Орловской областей.  В 1974 году Майе Кристалинской присвоили утешительное звание Заслуженной артистки РСФСР. Личная жизнь певицы тоже не ладилась. Некоторое время у Кристалинской был роман с одним журналистом из «Огонька». Он был красив, но выпивал, а выпив, скандалил. Однажды в ресторане Дома журналистов он стащил со стола скатерть на пол. Властный голос из-за соседнего столика приказал: – А ну-ка вывести эту парочку отсюда и никогда больше их не пускать! Голос принадлежал Аджубею, – зятю Хрущева. И все же в жизни Майи Владимировны произошли две очень важные встречи. Она встретила свою лучшую песню и встретила любимого, достойного ее человека. Песня – это «Нежность», написанная Александрой Пахмутовой, С. Гребенникова и Николаем Добронравовым. «Нежность» во многом обязана своим успехом настойчивости именно Майи Владимировны. Когда Кристалинская исполнила ее в первый раз, то особого успеха «Нежность» не имела. Аркадий Островский даже набросился на Пахмутову в антракте: «О чем вы пишете? Какой-то никому не известный французский летчик! Уж тогда бы о Чкалове написали, что ли! Ближе к народу быть надо! Вот у меня: «А у нас во дворе…» – всем понятно, близко, и все довольны…». Но Кристалинская упорно всегда включала эту песню в свои концерты. В фильме «Три тополя на Плющихе», лирическим лейтмотивом фильма стала именно эта песня – «Нежность». Теперь представить историю нашей эстрады без этой песни уже невозможно. А человека, которого Майя встретила - звали Эдуард Барклай. Молодой красавец, душа общества, Эдуард Барклай входил в высшие круги московского бомонда. Запросто общался с дочерью Сталина Светланой, с дочерью Молотова, был женат на дочери Орджоникидзе. Когда его брак распался, Барклай был весьма успешным дизайнром и архитектором, и желанным гостем в лучших домах Москвы. Этот человек и стал Майиной судьбой. По совету Эдуарда, Майя начала появляться на сцене не в привычных костюмах, а в элегантных платьях с высоким воротом. Он сам выбирал фасоны платьев и расцветку ткани. Кристалинская и Барклай стали жить вместе, а через некоторое время гражданский брак сменился официальным, хотя из-за болезни Майя не могла иметь детей. Они полюбили друг друга с молодой пылкостью и с заботливой мудростью зрелых людей. Их однокомнатную кооперативную квартиру он постарался сделать настоящим убежищем для усталой, измученной души своей любимой женщины. Наступили годы счастья. Барклай не подпускал Майю к работам по дому, лично следил, чтобы она вовремя принимала лекарства, и без устали напоминал жене, какая она красивая и талантливая. Не привыкшая сидеть без дела, Майя стала пробовать себя в разных ипостасях. Когда ей не давали петь, она писала культурологические статьи в «Вечернюю Москву». Он оказался искусным кулинаром, и кормил ее разными изысканными блюдами. Рядом с ним она почувствовала, что такое настоящая женщина. У него было очень много друзей, которые не переставали говорить Майе: «Вы даже не представляете, как у вас замечательный муж! Таких мужчин на свете почти уже не осталось!» Майя чувствовала это. К сожалению, Барклай тоже не отличался богатырским здоровьем, врачи обнаружили у него признаки сахарного диабета. Их квартира скоро начала напоминать госпиталь: лекарства, микстуры, стойкий запах химии.  В июне 1984 года Майя и Эдуард собирались на курорт и устроили пир для друзей. Застолье шло своим чередом. Рано утром Барклай разбудил Майю: «Майечка, мне очень плохо. Вызови скорую». И потерял сознание. Врачи приехали быстро, сделал укол, но буквально через несколько минут сердце Эдуарда остановилось. Его похоронили 19 июня 1984 года. Майя тяжело переживала эту потерю. Кристалинская не раз признавалась, что после смерти Эдуарда потеряла интерес к жизни, даже перестала наблюдаться у Воробьева. Она занималась переводом с немецкого мемуаров своей любимой актрисы Марлен Дитрих. Книга была опубликована в СССР после смерти Майи Кристалинской. «После того, как ушел Эдик, мне стало неинтересно жить», — говорила Кристалинская. Она перестала наблюдаться у Воробьева. В начале 1985 года Майя легла в клинику, где ей сделали очередной сеанс облучения, но вскоре у нее ухудшилась речь, плохо стали двигаться правая рука и нога. После возвращения домой болезнь начала прогрессировать. Майя потеряла голос. Она не могла говорить, только набирала номер знакомых и плакала в трубку. В июне 1985 года Кристалинская снова легла в больницу. Там она потеряла сознание, потом впала в кому. Все усилия врачей оказались тщетными. Она умерла 19 июня - в тот день, когда годом ранее был похоронен Эдуард Барклай.  Майя Кристалинская похоронена на Донском кладбище в Москве. На мраморной стеле на ее могиле можно прочесть надпись: Ты не ушла, Ты просто вышла, Вернешься И опять споешь… |
Музыкальная шкатулка
|
